Как я провела лето
В 13 лет я была на
редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк с большой головой и
кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период старалась
держать меня подальше от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в
пионерский лагерь.
Пионерский лагерь
состоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты
состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с
дырками и говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты
предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами.
Девочки долгое
время думали, что я мальчик: В общем, со мной не дружили.
В ту роковую ночь
полуночный понос стал моим единственным товарищем. Поносил весь лагерь: зеленые
фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи
делали свое дело. Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками
четырехсот человек и девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит
фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто
не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом
одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя над
дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно
какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым
туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо
смазанная гильза. Фак!
Летучая мышь
загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если
кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо выбираться!
Через полчаса,
пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка руками: это, блин, было
сложно - все твердые опоры были скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры,
я подтянулась и высунула башку: от свежего воздуха закружилась голова и я
удержалась на завоеванных позициях только волей к свободе. Подтянулась еще и
оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг
было склизким, зацепиться можно было только за поперечную деревянную балку в
полуметре от меня, я с остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от
напряжения: - Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила
вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то стон, и глухой стук - я
пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса - и я снова над очком. Так. Тянемся:
Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от счастья.
Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика валялся
директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь - сдох что ли?
Я пошла на речку,отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох еще, спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он только
под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и ему нравилось,
когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он меня особенно любил - ведь
именно я тогда позвала к нему людей.
На следующий год мы
узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он сказал, что в ту
ночь он обходил территорию, случайно услышал странное пыхтение в туалете и
открыл дверь. На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк,
тянул к нему щупальца и шипел: - Ну-у-у: Иди же сюда-а: ссссука-а:. Дай, я до
тебя дотянуссссь!..
За лупоглазую
обидно, конечно...
|